ТРИДЦАТЬ ЛЕТ ЕДИНСТВА: ИЛЛЮЗИЯ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ ДЛЯ СОВРЕМЕННОЙ ГЕРМАНИИ?

3 октября 1990 года Германия сделала решительный шаг навстречу новой исторической фазе, обретая формальное единство после длительного раскола на Восточную и Западную. Этот момент, казалось бы, ознаменовал окончание десятилетий идеологической и политической разобщённости. Однако, как часто бывает после великих исторических событий, процесс перестройки не исчерпывается одноразовым актом: он требует постоянных усилий, перенастройки институтов и переосмысления культурных кодов. Спустя более тридцати лет всё ещё можно ощутить не только социальную и экономическую напряжённость, но и глубоко укоренённые психические разделения, что особенно ярко проявляются на восточных территориях страны. Статистика недвусмысленно указывает, что, несмотря на героические попытки ликвидировать разрыв, Восток отстаёт от Запада по целому ряду ключевых показателей, начиная от средней зарплаты и заканчивая безработицей.

Экономическое неравенство между двумя частями Германии нельзя назвать тонкой трещиной: оно скорее напоминает зияющий шов, который снова и снова даёт о себе знать. ВВП на душу населения в восточных регионах колеблется от 32 000 до 36 000 евро, в то время как общенациональный уровень достигает 46 000. Разница в заработных платах ещё более красноречива — 13 000 евро в пользу Запада. В сфере благосостояния диспропорция очевидна: на востоке среднее состояние немцев оценивается примерно в 43 400 евро, в то время как на западе — 127 900. Безработица на Востоке выше (7,1%) по сравнению с западными землями (5,4% на сентябрь 2023 года). В этой неравномерности кроется одна из важнейших причин того, почему около 60% немцев всё ещё говорят о “скрытом расколе” в обществе — а в Восточной Германии этот процент достигает 75, явственно высвечивая культурные и психологические барьеры.

Разумеется, экономические реалии не существуют в вакууме. Религиозный ландшафт тоже несёт на себе шрамы прежнего раскола. Во времена ГДР государство целенаправленно продвигало атеизм, ограничивая возможности верующих. Эта политика, оставившая неизгладимый след, и сегодня влияет на самовосприятие общества. И если мы хотим понять, почему процесс объединения Германии до сих пор не исчерпал себя, нам стоит вернуться к концу 1980-х — началу 1990-х годов, когда столкнулись две системы: капиталистическая Западная Германия и социалистическая Восточная. Первая имела тесные связи с Западом и участвовала в деятельности Европейского экономического сообщества; вторая же оставалась под влиянием Советского Союза, прочно вплетённого в её политическую и экономическую ткань.

Многие говорят, что воссоединение напоминало не слияние равных партнёров, а скорее поглощение одного другим. Западная Германия со своим послевоенным “экономическим чудом” предъявляла впечатляющие показатели, тогда как Восточная, лишённая опоры на привычную плановую экономику, оказалась в состоянии стресса, внезапно впадая в рыночную систему. Символом этого периода стала деятельность государственного агентства Treuhandanstalt, осуществлявшего ускоренную приватизацию восточных предприятий. К 1994 году агентство завершило свою работу, но успело оставить за собой колоссальную перестройку, коснувшуюся судьбы более 4 миллионов работников Восточной Германии. Приватизация имела двойственную природу: она безусловно способствовала формированию рыночной экономики на востоке, но и привела к волне банкротств, закрытию неконкурентоспособных производств и, в конечном счёте, к росту безработицы.

Уязвимость восточных предприятий усугублялась резким введением в обращение западногерманской марки в июле 1990 года. Рост зарплат шёл рука об руку с увеличивающимися затратами, тогда как покупатели всё активнее переключались на западные товары, давно завоевавшие репутацию качественной продукции. Ситуацию осложняло и то, что страны бывшего Восточного блока, прежние рынки сбыта для ГДР, тоже переживали период коллапса и перестройки. Итогом стала потеря примерно 2,5 миллиона рабочих мест между 1989 и 1992 годами. Демографические перемены были неминуемы: молодое поколение потянулось на Запад, вызвав падение численности населения на востоке более чем на миллион человек к 2016 году.

Эти процессы радикально изменили судьбу Восточной Германии. Ангела Меркель, сама выходец из ГДР, не раз подчеркивала, что люди, жившие в ГДР, пережили едва ли не полный слом своих прежних жизненных сценариев, в отличие от граждан Запада, для которых жизнь продолжалась в привычном русле. Однако говорить о том, что Запад погрузился в беззаботное процветание, а Восток стал зоной непрерывной стагнации, было бы поверхностным упрощением. Истина, как нередко бывает, прячется в нюансах.

Если мы углубимся в текущую карту неравенства, обнаружим, что современная Германия не сводится к бинарному противостоянию Востока и Запада. Иногда разрывы между городом и селом или между отдельными регионами оказываются острее, чем уже привычное восточно-западное противоречие. За последние десятилетия государство вложило около 2 триллионов долларов в развитие Восточной Германии, что принесло ощутимый экономический эффект. Показатели зарплат и производительности труда на Востоке существенно выросли с начала 1990-х, пусть и не такими быстрыми темпами, как в первые годы после объединения. Приток населения, когда-то беспрепятственно направлявшийся на Запад, заметно уменьшился, а некоторые семьи даже возвращаются на восток.

Последние несколько лет продемонстрировали любопытные экономические преобразования. В 2022 году канцлер Олаф Шольц назвал восточные земли одним из самых перспективных европейских регионов для инвестиций. Бранденбург стал местом, где открылась первая европейская фабрика Tesla, а так называемая “Кремниевая Саксония” производит почти треть европейских микрочипов для корпораций вроде Infineon, Bosch, X-FAB и GlobalFoundries. Intel, не отставая, объявила о планах строительства масштабного производственного комплекса. Эти прорывные проекты показывают, что для многих регионов Восточной Германии наступили времена экономического возрождения.

Однако гордиться этими успехами, совершенно забывая о скрытых напряжённостях, было бы ошибкой. Чувство разобщённости по-прежнему пронизывает общественные настроения — и это свидетельствует о том, что полный синтез двух миров ещё не завершён. Необходимы дальнейшие меры, расширяющие границы простого экономического роста и позволяющие найти более тонкий общий культурный и социальный язык. Ведь только так Германия сможет по-настоящему освободиться от наследия своей разделённой истории и обрести новое единство, не оставляющее за собой кровоточащих шрамов.

‍

‍

— Andrey P.