На волне украинского кризиса Германия под руководством канцлера Олафа Шольца очутилась на своеобразном распутье. Нация, столь долго пребывавшая в уютном убеждении, что после окончания холодной войны наступил вечный покой, внезапно столкнулась с суровой правдой: новая, агрессивная Россия заставляет заново переоценить иллюзию незыблемого мира. Ответом Шольца стало провозглашение “Zeitenwende” (Цайтенвенде), или поворотного момента, – громкое обязательство превратить Германию в ведущую военную державу Европы. Но остается вопрос: действительно ли это подлинный исторический перелом, который сделает из Германии великую военную силу континента, или же всё это лишь искажённое восприятие действительности?
Вторжение в Украину разом снесло утешительную декорацию безоблачного мира, которая с давних пор украшала немецкое самоощущение. Германия, все эти годы жившая под зонтиком НАТО и при этом лениво наблюдавшая, как её армия постепенно утрачивает былую мощь, теперь вынуждена признать, что угроза может оказаться куда ближе, чем хотелось верить. Ответ канцлера: обещание заново выстроить бундесвер и увеличить оборонные расходы до уровней, невиданных со времён холодной войны. Моментально это было воспринято как решительное заявление: Германия, дескать, выходит из американской тени.
Однако говорить легче, чем делать: путь к возрождению оказался тернист и медлителен. Хотя “Zeitenwende” Шольца поначалу и встретил одобрение публики, более поздние опросы показали заметное снижение поддержки идеи, что Германия становится главной военной державой Европы. Кроме того, первая в истории страны стратегия национальной безопасности, обнародованная в июне 2023 года, была встречена критикой за уклончивость и отсутствие чёткого плана по реализации всех тех амбициозных намерений.
Сложности, возникающие на пути военной перестройки, многолики. Бундесвер, когда-то бывший одним из грозных оплотов НАТО, за последние три десятилетия пережил спад, от которого трудно оправиться. Вместо пяти тысяч основных боевых танков осталось всего 300, а от двух десятков подводных лодок – жалкие шесть. Численность Вооружённых сил тоже упала: бундесвер отчаянно старается удержать кадровый состав и набрать новобранцев, но сталкивается с массовым оттоком и исчезающим энтузиазмом к военной карьере.
Шольц попытался ответить на все эти вызовы созданием специального фонда перевооружения в 100 миллиардов евро и твёрдым обещанием поднять оборонные расходы до 2% ВВП. Но столкновение с реалиями бюджета и инфляции не обошлось без потерь. Деньги из фонда, который поначалу позиционировался как “плюс” к регулярным оборонным тратам, стали использовать для восполнения существующего дефицита, а это вызывало сомнения в том, насколько долгосрочным окажется подобный подход.
И всё же есть намёки на движение вперёд. Назначение Аннет Ленигк-Эмден во главе агентства по военным закупкам свидетельствует о серьёзном намерении модернизировать систему. Под её руководством было представлено рекордное число предложений о закупках, что выглядит многообещающе. Но в этой истории есть и главный антагонист – громоздкая бюрократия с её склонностью погружать реформы в затяжные и избыточно формализованные процессы. Недавние законодательные корректировки, временно приостановившие часть устаревших требований, вкупе с усилиями Ленигк-Эмден внушают некоторый оптимизм, хотя до решительного успеха ещё далеко.
При этом военное пробуждение Германии затрагивает не только перевооружение, но и её роль в НАТО и мировой политике в целом. Недавние закупки — включая приобретение 100 боевых бронированных машин Boxer из Австралии и 35 истребителей F-35 Lightning II из США — говорят о том, что Берлин всерьёз намерен заявить о себе как о ключевом игроке в сфере обороны. Однако такое превращение в военного колосса выходит далеко за рамки внутренних забот и неизбежно влияет на европейскую систему безопасности. Страна, которая одновременно преодолевает тень своего исторического прошлого и пробует на вкус новые амбиции, своими решениями уже сейчас формирует контуры будущего континента.
Останется ли этот поворотный момент лишь громким заявлением или действительно обернётся настоящей трансформацией, покажет время. Но ясно одно: решения, принимаемые сегодня, будут определять облик европейской безопасности на долгие годы вперёд.
